Позор, увольнение, тюрьма: как жить в эпоху, когда любое слово способно перечеркнуть всю жизнь

Самый быстрый разносчик заразы — это интернет. Сказанное в Сети за минуты разносится, обрастает симптомами и диагнозами, которые так и норовят поставить диванные аналитики из мира социальных сетей. И если еще два-три года назад соцсети были гарантом того, что пакость вскроется и виновные будут найдены, то сегодня любая публичность встает боком. Неточная формулировка, глупая фраза, неудачная шутка — Сеть все запомнит, но сначала обсудит и осудит. Так получилось в истории уральской чиновницы Ольги Глацких, которая рассказала молодежи, что «государство не просило рожать». До сих пор интернет гадает, педофил ли тренер, который сел на одну скамейку с девочкой-подростком и прикрылся журналом. В Красноярском крае учительница отчитала класс за надпись «Путин — вор». Во всех случаях записи были в Сети.

Как не запутаться в соцсетях и где нужно высказывать свое мнение, а где стоит промолчать, мы спросили у людей, которые по профессии вынуждены всегда быть на виду: это учитель, режиссер театра, политик, тренер, телеведущий и психотерапевт.

Однажды ученик не захотел ходить ко мне на уроки живописи и сказал своей маме, что я назвала его бездарностью. Родительница прибежала в школу, закатила жуткий скандал. Ложь вскрылась на очной ставке, куда позвали нас троих: меня, ученика и его маму. Ребенок не смог солгать еще раз, глядя уже мне в лицо.

Как вести себя в такой ситуации? Рвать на себе рубаху, бить кулаком в грудь, доказывая правду? Опыт показал, что нужно терпеть. И терпеть очень часто: когда по десять раз приходится объяснять одно и то же ученикам, которые не понимают или устали и не хотят понимать, отвлекаются на телефоны. Когда дети откровенно пакостничают, ругаются матом или качаются на люстре — выгонять их с уроков нельзя.

Нужно терпеть и следить за своими словами: если фраза двусмысленная — из 15 человек в классе окажутся те, кто поймет ее неправильно. Если ты в шутку пригрозишь ученикам уйти из школы за то, что они плохо себя ведут, найдутся те, кто вечером скажут родителям: «Наша учительница от нас отказалась». Мне повезло: спорные истории возникали достаточно редко, и максимум, который мне доставался, — это выговоры и объяснительные.

Считает, что «грязь в душе» уже оттерлась

Я не позволял себе вольностей на официальных приемах и в официальных обращениях, но в социальных сетях у меня всегда есть право общаться так, как я считаю нужным. В интернете все равны — есть такая поговорка, а еще здесь могут послать. Постоянно находясь в соцсетях, ты понимаешь, что происходит, видишь настроения людей. Когда я был главой города, каждый день мне приходили сообщения в фейсбуке, где люди о чем-то спрашивали или жаловались, — это помимо рабочей почты и сайта. И было понятно: говорить со всеми с уважением не получится, найдутся хамы.

Однажды ночью мне написала женщина, что у нее что-то случилось. Я ответил, что в данный момент помочь не могу, но разберусь утром. В ответ она начала пенять на меня, и тогда я сказал: «А вы напишите в фейсбук губернатору, что он вам ответит?». Она говорит: «У губернатора нет фейсбука». В этом и дело.

Или история с «грязью в душе», которую до сих пор пытаются раздуть, но, на мой взгляд, не получается. Это был разговор в интернете с конкретным человеком, это был ответ на его хамский выпад. Я оставляю за собой право быть самим собой в частных разговорах — никто же не говорил, что я мальчик для битья.

В истории с чиновницей Глацких дело не в резком высказывании, а в непонимании государственной политики. Фраза «государство ничего вам не должно» не так страшна (бывали и не такие высказывания), как ее продолжение: «никто не просил родителей вас рожать» — в то время, когда вымирание населения — одна из важнейших государственных проблем. Вот это уже патологический непрофессионализм.

Считает, что от клиентов лучше держаться на расстоянии

За годы, что я работаю в индустрии, у меня были недопонимания с клиентами, но это какие-то простые конфликты: занята парковка или кто-то опоздал на тренировку. Даже с постоянными клиентами я держу чисто профессиональные отношения — у них есть цель, я помогаю ее достигать. Я в курсе спорной истории с екатеринбургским тренером, осужденным за педофилию, — такие новости влияют на работу, становится просто страшно от того, что можно оказаться в такой же непонятной ситуации. Мне понравилась фраза Евгения Ройзмана в одном интервью: вот будет тонуть ребенок — не дай бог ему искусственное дыхание делать, чтобы жизнь спасти!

Идиотов и извращенцев можно найти в любой профессии, не только в фитнес-индустрии. Всех обстоятельств уголовного дела я не знаю, и для меня до сих пор большая загадка, что же случилось там на самом деле. Обычно в детских клубах установлено много камер, хотя и там видеонаблюдение было, но не помогло.

Забывает, что сидеть в интернете и сидеть на кухне — разные вещи

Говорить все что угодно я могу на кухне, в кругу друзей. Есть даже поговорка такая: «За глаза царя ругают». Можно обругать политиков, известных людей — это откровенный треп. Когда включаются камеры или ты говоришь публично, каждое слово приходится контролировать. На фейсбуке я иногда забываю, что за углом сидят господа-журналисты и ждут, что я что-то напишу. Они выдают новость с чудовищным заголовком, за ней появляются тысячи комментариев, где самое доброе — это «пусть засунет себе тюбетейку в жопу».

Есть вещи, про которые я не имею право говорить как художник — это такие святые вещи, они есть у каждого. Но сказать плохое про чиновника или еще кого-то, если меня реально бесит, я не боюсь. Самое страшное — это превратиться в диванного критика, у нас же весь фейсбук — это страна советов: все знают, как управлять государством, жарить яичницу, ставить спектакли. Ужасно превращаться в такого придурка. Я кусаю себя за язык, говорю: «Замолчи! Не лезь! Не критикуй!»

У себя в театре я всегда высказываюсь крепко и очень много матерюсь, никто ни разу мне не сказал: ну прекратите! Наоборот, все смеются и понимают. Потому что каждое мое такое слово — мощное, цепляющее. «Да пошел ты…!» работает лучше, чем «Отойдите в сторону». Поэтому на репетициях я не стесняюсь. Но если придут журналисты — естественно, я заткну свой рот.

Умеет материться, но никогда не делает этого в студии

Нас возмущают не слова, а символическое противоречие. Кто всерьез рассчитывает на государство? Для кого обычная школа — приятное место? Кому приходится удивляться грубости и равнодушию в обычной поликлинике? Даже зная жизнь, мы как-то верим в то, что долг врача — помогать, учителя — наставлять, чиновника — служить. Мало найдется идеалистов, которые верят в то, что это так и что не мы на самом деле должны государству (чаще всего в рублях). Но говорить такое вслух, открыто — категорически не принято. Неуместно.

Может, это будет открытием, но во всех хороших редакциях люди матерятся — это язык междужурналистского общения и средство объяснения, к которому прибегают редакторы. Бесконечно уважаемый первый главный редактор «Ведомостей» (и еще целого ряда изданий) Леонид Бершидский как-то отвечал на неприятный вопрос. Мол, про вас говорят, что вы за плохие тексты угрожали корреспондентам *** [синоним слова, означающего насильственные действия сексуального характера] их в ухо. На что Леонид Давидович замечал, что никогда себе такого не позволял и обычно обещал всего-навсего нассать в глаз. Я к тому, что некоторые производственные процессы, вроде журналистики или изготовления колбасы, могут выглядеть некрасиво, и человека постороннего отвратят. Фотографии из колбасного цеха лучше не печатать на «Докторской», мат не должен попадать в эфир.

У меня на этот случай есть «Правило огнестрела»: надо относиться к любой камере и микрофону, как охотники относятся к ружью, то есть даже если уверены, что оно не заряжено, всё равно нельзя направлять дуло на человека, нажимать на курок, заглядывать в бездну с той стороны приклада. То же самое у нас: даже если знаешь, что ты не в эфире, что запись не идет, все равно не говори ничего, что не должно попасть на глаза другим людям. Не то чтобы зрители и слушатели не знают таких слов, но вряд ли они хотят их услышать в своих теле- и радиоприемниках. Помните про символическое противоречие?

Хорошая и одновременно плохая новость состоит в том, что микрофоны теперь везде, объективы тем более. Что с этим делать уже давно посоветовал Федор Тютчев в стихотворении с повелительным названием «Silentium!». Вам ведь всё равно будет лень гуглить, так что процитирую: «Молчи, скрывайся и таи / и чувства, и мечты свои». Ну во всяком случае черные чувства и мечты, светлые не таите.

Президент новосибирского отделения Профессиональной психотерапевтической лиги Игорь Лях считает, что свое мнение должно быть у каждого, а вот высказывать его или нет — зависит от контекста истории:

— Наше возмущение может быть настолько сильным, что повлияет на восприятие — это так называемый эмоциональный аффект. В таком состоянии любое мнение будет предвзятым, потому что мы не исследуем ситуацию, а ориентируемся на наши воспоминания в похожих случаях, — рассуждает Лях. — Если человек делает так часто, то он теряет свою ценность в гражданском обществе и становится недумающим и не понимающим ситуацию.

Перед тем как обнажить свои мысли интернету, психолог советует пройти через несколько правил:

1. До того как писать пост, нужно понять, легально ли это — есть запрещенная информация, фейки и тому подобное.

2. Если тема легальна, то нужно понять, какие эмоции вами двигают. Нельзя строчить с гневом и желанием кому-то навредить. Если же вами движет чувство справедливости или любое другое социальное чувство — пишите пост, но не отправляйте.
   

3. Выждите пять минут, отвлекитесь, а затем перечитайте. Если согласны со своими словами — публикуйте. Если нет — удалите, потому что, скорее всего, переписка окажется для вас аффективной и не спасет репутацию.
   

Для публичных людей правила сетевого поведения не меняются, за исключением того, что им на каждом этапе нужно больше времени на «подумать».